за окном на тополиных ветках живут вороны, серые и не в меру громкоголосые
на подоконнике живет керамическая рыбина - тоже серая, но крайне молчаливая, как всякая уважающая себя рыба
внутри - зудящая пустота требует и требует чего-то, вереща ультразвуком
на визе очень просторно, апрельскому воздуху - наконец-то! - здесь много места, чтобы стать стеклянным и тихо-тихо звенеть в вышине над трамвайными путями. когда выхожу на улицу, пустота затыкается и наблюдает мертвым глазом - дредастый тощий парень, огромная лужа с желтыми метелками трав, высушенная старуха с рулоном обоев наизготовку, потрепанный голубь - много объектов, чтобы зацепиться за них и заплакать совсем невовремя, превратить свои и так полуослепшие глаза в то, чем высматривает добычу моя пустота. в другом мире она была бы похожа на хамбо-ламу Итигэлова, засунутого в свое время в деревянный ящик и сушившегося там несколько десятков лет подряд в семичастной позе Будды Вайрочаны. а может, и не семичастной, может, в Бурятии по-другому медитируют, я там даже во сне не была, не видала, мед не пила.
харон гоняет ворон, потом в отместку за то вороны будят Харона
харон - это, естественно, я, вот мой мешок с медными оболами, а вот - весло, а лодка уплыла без меня
харон, презирающий человеческую слабость, сам еще слишком человечен - пора бы уже завязывать с этим, учиться жить в одиночестве, варить овсянку на одного, вытатуировать меч на запястье себе, а пустоту заткнуть завядшими асфоделями, пусть жрет, волчья сыть, травяной мешок
еще можно кота себе завести.
главное, не ворона. еще окажется чьим-нибудь тотемом, возись потом с ним, води по тропе.